Эта её матовая тонкая кожа, когда шоколадно-коричневая, когда зеленоватая, когда серая – она прекрасна. Здоровая бархатистая нежная бугорчатая кожа. Совсем даже не скользкая. Даже сказал бы, сухая. Холодная, если медленно провести по ней пальцами. Отзывается на прикосновение легкой судорогой тела. У неё угловатая, но редкая по грациозности, неторопливая походка вразвалочку. И это несмотря на длинные ноги. Глаза навыкате, необычного  тёмного  рудо-желтого, как ржавчина, цвета с горизонтальным немигающим черным зрачком. Так и тонешь в глянцевую антрацитовую глубину этого портала в иной мир. Изящные пальцы, у основания перехваченные полупрозрачной перепонкой. Светлая грудь в постоянном ритмичном движении. Во всей её фигурке какая-то общая ладность и одновременно неказистость, дебелость и элегантность, изящество и основательность. Сразу видно, что каждая из них – личность, индивид с яркими чертами характера, с неповторимой внешностью. У них даже мордочки отличаются: форма черепа, размер и цвет глаз, оттенок кожи, узор бугорков на теле – сотни разновидностей оттенков и пятен, что делает  уникальной и неповторимой всякую… серую жабу.

Жабы бывают разные: крупные и мелкие, однотонные и пятнистые, молчаливые и говорливые. Но объединяет жаб одно – неприязнь людей. Неприязнь до брезгливости.

Вот старушек мы любим. В отличие от жаб. Помочь старушке перейти дорогу – на такое каждый подпишется. Под ручку вежливо возьмет, ловя одобрительные и завистливые взгляды других прохожих, которым не так повезло сразу с утра доброе дело совершить. И через «зебру» – на ту сторону шоссе.

А вот кто поможет перейти дорогу жабам Сестрорецкого Разлива в Ленинградской области? Места здесь знаменитые. Ленинские места можно сказать. «Ленин в Разливе» – картина висит в собрании Русского музея, художник Аркадий Рылов. Ильич ведь не дурак был, любил с комфортом жить, на улице Мари-Роз в Париже, или там в Цюрихе гулять. Шалаш Ильича до сих пор стоит. Добротный такой, комфортабельный. Стоит на самом берегу Сестрорецкого разлива. Смотрит, прищурив глаза в сторону Петрограда, большие пальцы, как он любит, за лацканы пиджака заложил. Надежду Константиновну ждёт из города с покупками. Кругом идиллия, сельская пастораль. Вечереет, короткая озерная волна заплёскивает песчаный пляж, шуршат изломанными за зиму кожистыми листьями блёклые прошлогодние камыши. Лягушки квакают, а самцы жаб призывно урчат, оповещая самок из ближайшего сырого заболоченного леса – пора уже, пожалуйте в Разлив, мадам…

А Ильич ждет… Бегает по берегу Разлива, слушает лягушек с жабами, присаживается время от времени на пенек, «Государство и революция» от нетерпения пишет. Хорошее произведение получилось, полезное в практическом плане.

Ильича уже давно нет – тот, что в Мавзолее, не считается – а жабы есть. Серые жабы в Сестрорецком разливе каждую весну, пронзительным бледным апрелем, любовь свою жабью крутят. Ну, а чем еще в апреле заниматься? Как и всякая романтическая история, любовные приключения серых жаб встречают неожиданные препятствия. А как вы хотели? Без препятствий любовь не считается. Что же это за любовь, если трудности преодолевать не надо – с драконами там сражаться, или воровать молодильные яблоки, или на сером волке по лесам дремучим с суженой от погони улепётывать… Вот и жабам, прежде чем слиться в любовном экстазе на мелководьях Сестрорецкого разлива, прогретых скупым и робким апрельским солнцем, придётся решить одну задачку.

Трудно назвать путешествием перемещение на 1000 метров из мокрого, еще в пятнах рыхлого ноздреватого серого снега, леса  к берегу заросшего тростником озера. Однако если ты весишь всего 150 грамм и ты – серая жаба, то для тебя это как Колумбу пересечь Атлантику и открыть Америку, Южную вместе с Северной.

Лягушке легко – раз-два и попрыгала куда надо. Лягушка ведь путешественница. Не то жаба. Не жабье это дело – прыгать. Жаба – ходит. Серьёзно и неторопливо вышагивает, а не беспечно скачет, словно какая-то легкомысленная квакушка.

Представьте – вот вы встанете на четвереньки и пойдете так себе вперевалочку. При температуре чуть выше нуля. По заболоченной местности. Да что по заболоченной, по сильно пересеченной местности. И главное пересечение у вас с автомобильной дорогой. Так люди автотрассу проложили, что никак с ней краями не разойтись – идет она вдоль берега Сестрорецкого Разлива и разделяет черным асфальтовым телом пункт А, в котором жабы зимовали, и пункт Б – в котором им пора бы уже любовью заняться. Но на пути жаб шоссе разлеглось, словно огромный сытый питон. Шоссе ждет, когда человеческие машины жаб ему в жертву приносить будут – давить их, шурша шинами.