«Камчатка - страна печальная, гористая, влажная…»

Собирался, собирался Александр Сергеевич Пушкин написать о Камчатке, изучал материалы экспедиций, уже делал заготовки и зарисовки. Но… не успел. Пушкинские слова в полной мере отражают то впечатление, которое производит на человека Кроноцкий полуостров – одно из самых труднодоступных мест на Камчатке. Горы здесь вплотную подходят к морю, покрыты ледниками, снега выпадают исключительно обильные и лежат круглое лето в распадках, куда не проникают лучи солнца. Многочисленные горные реки, мутные и порожистые, обрываются со скалистого побережья полуострова в море десятками водопадов. Летом туманы неделями висят плотной пеленой, закрывая побережье. Печаль невольно охватывает здесь человека, оторванного от цивилизации и привычного комфортного жизненного уклада, оставленного один на один с громадными безлюдными пространствами. На фоне грандиозных окружающих ландшафтов внезапно осознаёшь собственную малость, слабость, ничтожность и беспомощность. Природа молчит здесь в великолепном равнодушном величии.
Это самая дикая и прекрасная часть Кроноцкого заповедника.

Наш вертолет в густом тумане сел на приморский колосняковый луг около двух небольших бревенчатых избушек – кордона заповедника. Бортмеханик раскрыл задние створки фюзеляжа и многочисленное экспедиционное барахло мгновенно оказалось на прибрежном песке – два сорока-сильных мотора Тохатсу, две лодки Ахиллес, спасжилеты, снаряжение, коробки с продуктами, канистры бензина, газовая горелка с причудливой насадкой и баллоны к ней…
К вечеру распаковали и разложили оборудование и снаряжение, расселились по избушкам, на печке уже закипал черный закопченный чайник. Люди, которые часто и много проводят время в экспедициях, умеют быстро создавать уют даже в самых непривлекательных интерьерах.
Начальник этого флешмоба в одной рубашке и джинсах сидел на деревянных нарах в жарко натопленной комнате и занимался странным делом – нанизывал на кусок жесткой проволоки большие желтые пластиковые ярлычки с номерами – метки. Рядом лежали устрашающего вида и странной конструкции плоскогубцы. Мы готовились к завтрашней высадке на скалистый морской утес – лежбище сивучей.

Левый берег реки, на которой стояли домики кордона, представлял собой скалистый отрог хребта, на пятьсот метров вдающийся в море. Вокруг разбросаны десятки черных базальтовых рифов и небольших скал, торчащих из воды. Картина живописная, но суровая. Да и погода в этой части Камчатки, выдвинутой, словно передовой контрэскарп полуострова в воды Тихого океана, отвратительная. Океан здесь постоянно беспокоен. Туманы, выносы с моря. Волнение, зыбь, холод, бус. Бус – местное название такого мёрзлого тумана, когда в воздухе висит мельчайшая водяная пыль, пронизывает насквозь одежду, и кажется, всю твою плоть, оседает каплями на траве, деревьях, кустах, камнях, лице, губах, ресницах. Если на улице бус – значит ты гарантированно мокрый насквозь. Но сейчас волнение улеглось, уже не слышно такого сильного шума прибоя, океан понемногу затихал.
И теперь стал различим тот специфический шум, который слышался со стороны одинокой скалы, торчащей в километре мористее берега. Собственно, эта скала, или как их называют на Дальнем Востоке, кекур, и являлась нашей главной целью. На ней расположено самое крупное в заповеднике репродуктивное лежбище сивучей, или морских львов. Шум, доносившийся со скалы, был отзвуком многоголосого хора, не умолкавшего ни днём, ни ночью. На лежбище кричат все. Новорожденные детеныши – черненькие – обозначают своё место матерям, возвращающимся с кормежки в море. Самки сивучей кричат, когда ищут детёнышей, чтобы покормить молоком. Самцы-секачи, их утробное урчание… неизвестно, зачем оно. Возможно, лишь сытое удовольствие. Учёные-зоологи тоже кричат, когда туда попадают, потому что иначе невозможно ничего разобрать в этой какофонии.

На лежбище можно добраться только на лодке. В этом его преимущество с точки зрения сивучей – детёныши здесь в полной безопасности. Высадка на скалу – рискованное предприятие. В отлив, а тем более при волнении, там нет места для того, чтобы вытащить лодку или хотя бы нормально пришвартоваться, по периметру – мокрые и скользкие, покрытые водорослями берега вертикально обрываются в воду. Приходиться ловить момент, когда лодку поднимет волной на уровень мало-мальски ровной площадки и прыгать с упругого резинового борта. Первый, удачно прыгнувший, хватает фал и удерживает лодку, пока перебираются остальные. Потом перекидывают снаряжение. В лодке остается рулевой, который отходит от скалы в море, бросает якорь и укладывается спать. Или занимается ловлей терпуга, который здесь хватает пустой крючок, стоит его забросить в воду.
Целью этих манипуляций с заброской вертолетом, высадкой на одинокий морской утес было мечение сивучат – детенышей морских львов. Для них предназначались нанизанные на проволоку метки и «страшные» плоскогубцы. А также газовая горелка со странным набалдашником.

При нашем появлении большая часть взрослых сивучей сходит со скалы в море и тревожно следит за происходящим. Самки сивучей не защищают детенышей, нет дела до них и секачам, которые озабочены только защитой гарема от других самцов. Детёныши, которые еще не умеют плавать, остаются на скале одни, собираются черной блестящей массой на ровной площадке посреди каменистого острова.
Наша задача – отсечь, не пущать, ловить, хватать, засовывать, поднимать и держать. Причем держать надо правильно. Сивучата уже большие, килограммов под 30 каждый (новорожденные же сивучи весят 20 килограммов). И это 30 орущих благим матом килограммов мускулов, скользкой короткой шерстки, да и зубки у них уже не маленькие. А еще четыре ласта. Которыми сивучата отчаянно отбиваются.

В недрах Академии наук, как и среди международного научного сообщества, на тот момент отсутствовало единое мнение о том, как именно правильно метить сивучей. Сначала метили цветными пластиковыми метками, которые устанавливались на ласт при помощи инструмента, по виду напоминающего огромные плоскогубцы. Анестезия применялась, все культурно и гуманно.
Но потом установили практическим путем, что у зверей крайне высок процент потери этих пластиковых меток, причем за короткий промежуток времени – уже на следующий год половина зверей теряла метки. Соответственно, терялся смысл этой такой многоходовой и ресурсно-затратной затеи.
Значит, паре научных институтов требовалось разработать технологию пожизненной метки. Которую бы не смыло, не стерло, не оторвало и легко было бы прочитать на расстоянии. Вообще, мысль человеческая давно решила эту непростую научно-методическую проблему, тут и институтов не надо было, хотя, кто же откажется от гранта на разработку? Называется метод «таврение». Не слышали? Ну как же! Тавро ставят на крупный рогатый скот. Коров, лошадей, быков там. В общем, лет эдак тысяч пять метод применяется. И вроде бы им все довольны. Ну, так а что велосипед изобретать?
Тавро – дипломатичное слово для понятия «клеймо». Иначе говоря, нам надо было заклеймить этих сивучей. Штук примерно 100.

Кроме мечения/таврения/клеймения, сивучат еще взвешивают и измеряют. Вот для этого и применяются волонтеры. Со остальным и академическая наука вполне справляется. Чтобы взвесить, сивучонка надо поймать, запихнуть в сетку, прицепить сетку на крюк весов, которые укреплены на длинном и прочном деревянном дрыне и поднять так, чтобы он – сивучонок весом 30 килограмм – повис в воздухе. Иначе весы не работают. Дрын держат два самых здоровых участника соревнований – им, в общей сложности, придется поднять за сегодня 3 тонны сивучат.
Если думаете, что это вот так вот легко и весело, забава такая для мужчин, то вы ошибаетесь.
Что из себя представляет лежбище? Это гранитная скала, которая в шторм захлестывается волнами. Есть более или менее ровная площадка размером двадцать на двадцать метров, на которой происходят роды и потом держатся 2-3 недели чёрненькие до выхода в море. Ровная – это сильно сказано. Она совершенно не ровная! Это беспорядочное нагромождение чёрных скал всевозможной формы. Маннергейму было бы полезно поучиться, как линии заграждения на Карельском перешейке строить или там противотанковые надолбы. Ноги там переломать – делать нечего, когда скачешь с одного скользкого камня на другой в погоне за сивучонком. А благодаря этим неровностям, на скале множество луж, мелких резервуаров с водой, которая сюда попадает то с волной, то с осадками.
Не совсем, правда, это вода… Пара сотен сивучей, которые живут тут два-три месяца, они… в общем, биотуалета у них нет. Вернее, это и есть один большой биотуалет – эти лакуны и водоемчики в скалах заполнены мутной густой желтой жидкостью, которая источает специфический аромат. Весьма специфический. Потому что сивучи питаются рыбой, а дефекацию производят по мере надобности, не слишком учитывая возможные неудобства для работы зоологов.

А бани на кордоне заповедника нет…

После взвешивания переходят к завершающему этапу – мечению – после которого сивучонка уже отпускают на волю.
Затевалось это в интересах самих сивучей, а не ради интереса научного, академического. Сивучи, или морские львы – охраняемые животные из Красной книги России и численность их снижается. Причем причины сокращения популяции сивучей не ясны. В заповеднике морские львы под защитой, и это важно, потому животные на репродуктивном лежбище чрезвычайно уязвимы. Но в период миграций они никем специально не охраняются, потому что их дом – океан. Часть зверей остается на заповедной скале даже на зиму, но большинство совершает локальные миграции. И от смертности в этот период зависит, сколько их вернется весной обратно. Поэтому знать пути миграций сивучей критически важно для их охраны. А как проследить за животным, которое живет в море? Только путём мечения. В последние годы сивучей метят спутниковыми датчиками. Это дает сразу на порядок больше сведений и сведений надежных – за животным следят буквально в режиме реального времени.