Трубка, Будда, патронташ
… если нравится — пойте, только про себя…
А.С. Некрасов, «Приключения капитана Врунгеля»
Жизнь людей
М.В. Калякин
Если вы ждёте рассказа о том, каково быть директором музея, то, увы, пока не готов про это рассказывать. Может быть – на пенсии, может быть – и раньше, но не сейчас. С одной стороны, мне трудно судить о результатах своей директорской деятельности «изнутри», не очень то они отсюда и видны, а во-вторых – это крайне важная для меня материя, и вот она точно требует отдельного неторопливого обсуждения, учитывающего самые разные грани жизни этой замечательной и сложно организованной системы.
Собственно, о многогранной деятельности музея рассказывают все три раздела наших сайтов, наши соцсети, наши реальные действия по приёму и обслуживанию посетителей, не побоюсь этого слова – по их Просвещению… А пока – немного про мои орнитологические изыскания.
Мои родители – биологи, более того – полевые зоологи. Не факт, что я ушёл в восприятии зоологии далеко от (юного) натуралиста, по крайней мере, так меня охарактеризовал А.С. Раутиан, послушав предзащиту докторской диссертации... Директорами Зоологического музея всегда оказывались зоологи (один раз, в виде исключения, ботаник), но не менеджеры, так что речь пойдёт о зоологе, оказавшимся директором этой сложной и, как все музеи, в чём-то уникальной организации, этой структуры, этой группы людей. Но вот как раз про директорство я рассказывать тут не стану, пусть его результаты оценивают со стороны.
С детства я проводил лето на Беломорской биостанции МГУ, поскольку мама изучала морских беспозвоночных; в тундре, где много лет проработал Калякин-старший, я так ни разу и не побывал. Последние три школьных года проучился в биоклассе 57-й школы у Галины Анатольевны Соколовой (внештатного руководителя биокласса) и у целой плеяды блестящих преподавателей и прекрасных людей, которых позволю себе здесь перечислить. Поисковик найдёт их фамилии и когда-то выведет любопытного одноклассника или одношкольника на эту страничку. Директор Нина Евгеньевна Лапушкина, наши классные руководители Инна Яковлевна Клиницкая и Вера Зелмановна Дубровина, преподаватели Рафаил Калманович Гордин, Лев Нилович Бухман, Елена Степановна Антонюк, Джемс Владимирович Ахмеди. А то мне пока больше негде их поблагодарить всех вместе.
Мои родители – биологи, более того – полевые зоологи. Не факт, что я ушёл в восприятии зоологии далеко от (юного) натуралиста, по крайней мере, так меня охарактеризовал А.С. Раутиан, послушав предзащиту докторской диссертации... Директорами Зоологического музея всегда оказывались зоологи (один раз, в виде исключения, ботаник), но не менеджеры, так что речь пойдёт о зоологе, оказавшимся директором этой сложной и, как все музеи, в чём-то уникальной организации, этой структуры, этой группы людей. Но вот как раз про директорство я рассказывать тут не стану, пусть его результаты оценивают со стороны.
С детства я проводил лето на Беломорской биостанции МГУ, поскольку мама изучала морских беспозвоночных; в тундре, где много лет проработал Калякин-старший, я так ни разу и не побывал. Последние три школьных года проучился в биоклассе 57-й школы у Галины Анатольевны Соколовой (внештатного руководителя биокласса) и у целой плеяды блестящих преподавателей и прекрасных людей, которых позволю себе здесь перечислить. Поисковик найдёт их фамилии и когда-то выведет любопытного одноклассника или одношкольника на эту страничку. Директор Нина Евгеньевна Лапушкина, наши классные руководители Инна Яковлевна Клиницкая и Вера Зелмановна Дубровина, преподаватели Рафаил Калманович Гордин, Лев Нилович Бухман, Елена Степановна Антонюк, Джемс Владимирович Ахмеди. А то мне пока больше негде их поблагодарить всех вместе.
Итак, биокласс (оттуда друзья и жена), потом биологический факультет МГУ, кафедра зоологии позвоночных, каждое лето экспедиции в Приамурье. Система обучения на кафедре и сейчас устроена так, что руководитель твоей курсовой и дипломной работ оказывается для тебя главным преподавателем. Им в моём случае был Сергей Михайлович Смиренский, а первые уроки в поле мне преподал Валентин Юрьевич Ильяшенко. Объектом моих студенческих исследований были мелкие воробьиные птицы – таинственные сверчки и шустрые камышевки. Была задача понять, как они делят между собой околоводные травянистые места обитания (биотопы). Это было интересно и поэтому более-менее удалось. Оказалось, что эти две группы птиц используют одни и те же биотопа принципиально разными способами: сверчки ходят пешком по земле (кочкам, сплавине и т.п.), где собирают в основном малоподвижный животный корм, камышевки лазают по вертикальным стеблям и ловко ловят подвижных насекомых, иногда даже взлетая за ними, как мухоловки. И это приводит к массе других различий – и в устройстве гнёзд, и в их маскировке. Да и в целом появляется вопрос – а почему вообще решили, что они родственники? Тем более, что благодаря кафедральным традициям я добрался и до изучения морфологии их задних конечностей – и она тоже оказалась принципиально разной, от строения подошвы до некоторых важных деталей строения мускулатуры. Теперь их «разнесли» по разным семействам, но это уже не моя заслуга.
Интересный и важный момент в жизни каждого студента – распределение, происходящее на последнем, в нашем случае – пятом курсе обучения. В списке возникавших и пропадавших возможностей, из которых, понятно, реализовалась только одна, шесть пунктов. Первого августа 1985 г. я вышел на работу в Зоологический музей в качестве экскурсовода. Через три года, проведя больше тысячи экскурсий, перешёл на место научного сотрудника – и вскоре, в мае 1989 года, уехал во Вьетнам…
Это – целая жизнь, хотя и длилась она «чистого времени» всего три года, да ещё с некоторым перерывом, а потом превратилась во всё более редкие и короткие экспедиции и даже студенческие практики. Трудно в двух словах описать феерические ощущения зоолога, выросшего в умеренных широтах и заброшенного в тропики; орнитолога, занимавшегося камышевками в тростниках и высокотравье и столкнувшегося с сотнями видов, населяющих все этажи тропического леса. И, пожалуй, главное, – перенесшегося лет на сто в прошлое, поскольку биология этих птиц всё ещё была изучена очень слабо: достаточно сказать, что у некоторых видов даже не были описаны гнёзда. Недавно меня спросили – а какие открытия Вы там совершили? Описали новые виды? Нет, не описал. Но более или менее разобрался в том, как устроены сообщества лесных птиц, кто из них что там делает, кто что ест, а для некоторых из них – и то, как строение их ротового аппарата определяет их трофические наклонности и возможности. Последние пункты и стали темой докторской диссертации, а началось всё (кандидатская диссертация) с изучения этих вопросов на примере видов из семейства бюль-бюлей, воробьиных птиц размером с небольших дроздов, пищевая специализация которых включает активное потребление некрупных плодов – а значит и расселение семян. Фруктоядные птицы – это те, которые используют оболочки и мякоть плодов, но не переваривают семена, разнося их с помётом по территории. Это вкратце, птиц Вьетнама можно обсуждать, обсуждать и обсуждать…
It is necessary to choose a visual aid that is appropriate for the topic and audience.
Вернёмся в музей, в котором я вновь появился сначала осенью 1992 года, а потом, опять проведя во Вьетнаме почти год, осенью 1994 года, уже, так сказать, окончательно. Дальше я поработал в качестве научного сотрудника отдела орнитологии, учёного секретаря и, с июня 2009 года – директора музея. Но отказываться от изучения птиц не хотелось, и с 1999 года начала действовать придуманная мною Программа «Птицы Москвы и Подмосковья», фактически – клуб любителей наблюдать за птицами, которых (любителей) в Москве больше, чем где бы то ни было ещё в России. Только кроме «просто наблюдений» мы собираем их результаты, публикуем журнал и сборники трудов, а теперь располагаем и своим сайтом, и системой онлайн-дневников наблюдений за птицами. Тут самое время отправить читателя по адресу birdsmoscow.net.ru, где он может с головой окунуться в жизнь Программы. С 2010 года этот опыт и эта деятельность привели меня к участию в работе бюро Европейского совета по учёту птиц (European Bird Census Council, EBCC), и это опять целое приключение, длящееся уже 12 лет… Это сотрудничество, это уже и просто близкие человеческие отношения, а кроме того – это участие, и довольно результативное, в проекте по созданию Второго европейского атласа гнездящихся птиц (про проект тоже можно почитать на упомянутом выше сайте), опубликованного в 2020 году. Благодаря совместным усилиям нескольких сотен орнитологов и любителей (бёрдвотчеров) нам за несколько лет удалось описать распространение гнездящихся птиц такой огромной территории, как европейская часть России. При создании атласов принято делить обследуемую территорию на квадраты координатной сетки, в данном случае – размером 50 на 50 км, и обследовать каждый из них, составляя списки гнездящихся видов птиц. Получилось, что мы обследовали 1624 таких квадрата из 1842 и получили вполне точную картину распространения наших птиц в настоящее время. Она будет меняться, теперь очень интересно посмотреть на карты распространения наших птиц через 20–30 лет, но и полученные сведения уже содержат гигантскую информацию о наших птицах, постараемся в ближайшее время её проанализировать.
Михаил Калякин