Десерт: камчатское мороженое
Делать зимой в лесу мороженое - это Петя меня научил. Мороженое Петя делал так. Вскрывал ножом банку сгущенки, чтобы крышка отвалилась вовсе, получался стаканчик из банки.
Петя был боцманом на тралфлоте. Списали его оттуда за пьянку, естественно. И он прибился в заповедник лесником. Прожил на кордоне на территории лет тридцать, почти не выезжая в город, да так и умер там.Если бы не заповедник, то быть бы ему бичом портовым и умереть бы ему гораздо быстрее. Лишь однажды пытался уехать с Камчатки в Воронеж, к бабе (кто его такого подобрал, не знаю...), прожил там 4 месяца и не смог перестроиться на материковое время - жил по камчатскому, а это 8 часов разницы - то есть когда все спят, он бодрствовал и наоборот. А вообще он спал очень мало - 4 часа, не больше и в маршрутах раздражал этим очень - встанет в 5 утра и колобродит по избушке. Так и уехал он из Воронежа обратно в заповедник. Не смог жить на материке, и баба его не смогла удержать, во как.
Петя очень хорошо ходил. Просто фантастически быстро. И меня научил. Однажды мы прошли с ним за один день из Долины гейзеров по сильно пересеченной местности в поселок, где была усадьба заповедника - 56 километров. По тропе, конечно, но это была медвежья тропа.
Еще Петя виртуозно ругался матом. Трех- и более этажным. Ругался он обычно во время работы, когда что-то не получалось. Ругался зло и кощунственно. Но все равно было его как-то всегда по жизни жалко, даже в эти моменты. Неустроенный был человек.
У Пети не было ничего. Вообще. Вот не скопил как-то человек за всю свою жизнь. Улетал он в отпуск и прилетал обратно в заповедник с одним рюкзачком. Жил он в половине большого дома, оставшегося от бывшего рыбацкого поселка. Дома у него было ни собаки, ни кошки, которых так любили от одиночества заводить холостяки заповедника. Вообще было как-то пусто, почти не было посуды, да и та вся какая-то разномастная, не было одежды, кроме рабочей, не было бензопилы, мотора, не умел он ездить на снегоходе, что вообще было странно для человека, столько лет прожившего на снежной Камчатке. Что говорить, неустроенный был человек.
Но вот что у Пети спорилось, это огород. В поселке он всегда первым сажал картошку - на 9 мая, посыпал заранее огород золой, чтобы снег к этому моменту успел стаять и сажал ее какое-то неимоверное количество. А потом раздавал почти весь свой урожай, себе оставляя пару мешков на зиму. И земля ему “отвечала” - картошка у него всегда была просто огромная, у нас никогда такой не было, хотя мы делали все “по науке”, сыпали удобрения и всячески за ней ухаживали. Вот был же талант у человека.
Пешком Петя ходил легко и быстро, а вот зимой на лыжах не любил и всю дорогу ругался, путался в лямках рюкзака и лыжных палках. Зимние маршрутные учеты были мукой для него. А ходить зимой приходилось помногу и подолгу. В марте все заповедники проводили на всей территории Советского Союза учеты зверей по следам. Все сотрудники вылетали на территорию, и попарно уходили в маршруты. В первый день шел один и лыжной палкой зачеркивал следы. Останавливался ночевать в переходной избушке. Ровно через сутки за ним выходил напарник и считал следы, которые появились в течение суток, то есть были не перечеркнуты. А вот если выпадал свежий снег, то тратить время на зачеркивание было не нужно и все радостно шли по новой пороше.
В марте ходить на лыжах по камчатским лесам одно удовольствие. Ночью примораживает, а днем так тепло, что можно раздеться и идти хоть в одной майке. От такого перепада температур образуется прочный наст, который, в принципе, даже и без лыж человека выдерживает.
Делать зимой в лесу мороженое - это Петя меня научил. Мороженое Петя делал так. Вскрывал ножом банку сгущенки, чтобы крышка отвалилась вовсе, получался стаканчик из банки. Половину банки выпивал сразу. На морозе сгущенка была очень густая и от этого еще более вкусная.Ну, и сгущенка тогда была без растительного жира, не то, что сейчас. А во вторую половину банки Петя намешивал снег, вернее, раскрошенный наст, кристаллики льда размером 2-3 миллиметра в пропорции один к одному.. И уже эту, вновь наполненную банку выпивал уже до дна. Потом я прочитал, что один известный советский альпинист, который впервые покорил пик Коммунизма (а в СССР это было знаковое событие), забрался туда, как он сам выразился, “на сгущенке”- жир с сахаром энергетически эффективное и быстрое средство восполнения физических сил.
Умер Петя во сне. Во время запоя. Из заповедника его тогда уже давно уволили и он устроился сторожем на давно заброшенные склады бывшей турбазы, которая работала еще давным-давно, при СССР, недалеко от границы заповедника, на берегу океана. Склады эти давно стояли пустыми, но где-то в далеком городе в какой-то конторе для них по какому-то неведомому штатному расписанию почему-то полагался сторож. Жил Петя при этих складах уже совершенно один, мало с кем общался и тихонько спивался. Даже и не знаю, где его похоронили. Хорошо бы, там, где и умер - от его последнего пристанища - маленькой избушки сторожа на берегу большого лимана - открывается потрясающая панорама на две реки, впадающие в океан, цепь заповедных вулканов, белоснежный пик Кроноцкой сопки, который на закате окрашивается в багряный цвет - и гаснет с самым последним лучом солнца. Хорошо лежать в таком месте и чаять воскресения мертвых.
Петя очень хорошо ходил. Просто фантастически быстро. И меня научил. Однажды мы прошли с ним за один день из Долины гейзеров по сильно пересеченной местности в поселок, где была усадьба заповедника - 56 километров. По тропе, конечно, но это была медвежья тропа.
Еще Петя виртуозно ругался матом. Трех- и более этажным. Ругался он обычно во время работы, когда что-то не получалось. Ругался зло и кощунственно. Но все равно было его как-то всегда по жизни жалко, даже в эти моменты. Неустроенный был человек.
У Пети не было ничего. Вообще. Вот не скопил как-то человек за всю свою жизнь. Улетал он в отпуск и прилетал обратно в заповедник с одним рюкзачком. Жил он в половине большого дома, оставшегося от бывшего рыбацкого поселка. Дома у него было ни собаки, ни кошки, которых так любили от одиночества заводить холостяки заповедника. Вообще было как-то пусто, почти не было посуды, да и та вся какая-то разномастная, не было одежды, кроме рабочей, не было бензопилы, мотора, не умел он ездить на снегоходе, что вообще было странно для человека, столько лет прожившего на снежной Камчатке. Что говорить, неустроенный был человек.
Но вот что у Пети спорилось, это огород. В поселке он всегда первым сажал картошку - на 9 мая, посыпал заранее огород золой, чтобы снег к этому моменту успел стаять и сажал ее какое-то неимоверное количество. А потом раздавал почти весь свой урожай, себе оставляя пару мешков на зиму. И земля ему “отвечала” - картошка у него всегда была просто огромная, у нас никогда такой не было, хотя мы делали все “по науке”, сыпали удобрения и всячески за ней ухаживали. Вот был же талант у человека.
Пешком Петя ходил легко и быстро, а вот зимой на лыжах не любил и всю дорогу ругался, путался в лямках рюкзака и лыжных палках. Зимние маршрутные учеты были мукой для него. А ходить зимой приходилось помногу и подолгу. В марте все заповедники проводили на всей территории Советского Союза учеты зверей по следам. Все сотрудники вылетали на территорию, и попарно уходили в маршруты. В первый день шел один и лыжной палкой зачеркивал следы. Останавливался ночевать в переходной избушке. Ровно через сутки за ним выходил напарник и считал следы, которые появились в течение суток, то есть были не перечеркнуты. А вот если выпадал свежий снег, то тратить время на зачеркивание было не нужно и все радостно шли по новой пороше.
В марте ходить на лыжах по камчатским лесам одно удовольствие. Ночью примораживает, а днем так тепло, что можно раздеться и идти хоть в одной майке. От такого перепада температур образуется прочный наст, который, в принципе, даже и без лыж человека выдерживает.
Делать зимой в лесу мороженое - это Петя меня научил. Мороженое Петя делал так. Вскрывал ножом банку сгущенки, чтобы крышка отвалилась вовсе, получался стаканчик из банки. Половину банки выпивал сразу. На морозе сгущенка была очень густая и от этого еще более вкусная.Ну, и сгущенка тогда была без растительного жира, не то, что сейчас. А во вторую половину банки Петя намешивал снег, вернее, раскрошенный наст, кристаллики льда размером 2-3 миллиметра в пропорции один к одному.. И уже эту, вновь наполненную банку выпивал уже до дна. Потом я прочитал, что один известный советский альпинист, который впервые покорил пик Коммунизма (а в СССР это было знаковое событие), забрался туда, как он сам выразился, “на сгущенке”- жир с сахаром энергетически эффективное и быстрое средство восполнения физических сил.
Умер Петя во сне. Во время запоя. Из заповедника его тогда уже давно уволили и он устроился сторожем на давно заброшенные склады бывшей турбазы, которая работала еще давным-давно, при СССР, недалеко от границы заповедника, на берегу океана. Склады эти давно стояли пустыми, но где-то в далеком городе в какой-то конторе для них по какому-то неведомому штатному расписанию почему-то полагался сторож. Жил Петя при этих складах уже совершенно один, мало с кем общался и тихонько спивался. Даже и не знаю, где его похоронили. Хорошо бы, там, где и умер - от его последнего пристанища - маленькой избушки сторожа на берегу большого лимана - открывается потрясающая панорама на две реки, впадающие в океан, цепь заповедных вулканов, белоснежный пик Кроноцкой сопки, который на закате окрашивается в багряный цвет - и гаснет с самым последним лучом солнца. Хорошо лежать в таком месте и чаять воскресения мертвых.