Горячее: медвежья лапа.

С охотой я завязал враз после того, как не убил медведя. А должен был убить. Потому и завязал, показалось - в этом что-то мистическое было.
Получить лицензию на отстрел медведя в те времена было довольно непросто, тем более, что территория, примыкавшая к границе заповедника, принадлежала госпромхозу и туда лицензии вообще не выдавали. Но заповедник мог получить разрешение на так называемый научный отстрел зверя - шкура и череп поступали в коллекцию заповедника, а мясо поступало в распоряжение того, кто стрелял или распределялось по сотрудникам.
Самым опытным охотником в Жупаново - центральной усадьбе лесничества, на территории которого мы жили - был Валера Карбышев. Это был очень сильный, здоровый, брутальный мужик с красивым крупным лицом и офицерскими усами, спокойный и уверенный. Он запросто управлялся со всевозможной техникой - Буранами, дизелями, лодочными моторами, ездил на мотоцикле и тракторе, собирал, разбирал, чинил и налаживал всю эту технику, был мастер на все руки. Нет, не на все. Потому что у него была только одна рука. Правую руку он потерял - несчастный случай на охоте, который переломал всю его жизнь и оставил в аутсайдерах на задворках жизни - вечным лесником заповедника. Потом, когда в заповеднике в конце 90-х все поменялось, он все-таки уехал жить в город, был там старостой в церкви и умер от рака довольно поздно, в начале 2000-х..
Так вот, Валера взял надо мной, только что бывшим студентом, приехавшим из Москвы с женой в заповедник, некоторое шефство. Причем шефство деликатное. Дают мне, скажем, в пользование, снегоход. Открываем склад, Валера говорит: ну, вот, садись, езжай. А я его - снегоход - в первый раз вообще вижу. Где стартер, где что - понятия не имею. Но молодой, гонору много, я ж не могу в этом признаться:) Валера говорит - ну просто нужно вспомнить немного, и деликатно так за стартер - дерг. Выехал я из гаража кое-как, но в первом же сугробе все равно увяз.
Если не считать рук, то у Валеры было все. Ну, как все? Все, что нужно для жизни в дикой природе, чтобы от нее кое-что изредка получать - лодка, мотор, карабин, мотоцикл. Ну и вся сопутствующая оснастка. И да, он управлялся со всем этим одной рукой и мастерил для этого разные приспособления. Например, как ездить с одной рукой на мотоцикле? А Валера ездил, да еще как! Гонял по прибойной полосе по отливу так, что только брызги летели. На мотоцикле там ведь на руле с одной стороны газ, а с другой - тормоз. Ну никак одной рукой не управиться. А Валера прикрутил на ручку газа, которая как раз справа, где нет руки, длинную дощечку, чтобы культей можно было ее наклонять и таким образом регулировать открытие заслонки дросселя.
Культя у него, видимо, всегда мерзла, нарушено было кровоснабжение, потому что он постоянно носил на ней такой чехол, сшитый из солдатской шинели.
Валера был волк-одиночка. То, что с ним произошло, его вообще никак не сломало. Может и сделало нелюдимым, но он не запил, не опустился, а наоборот, нашел в себе силы приспособиться и продолжать жить. Он даже как-будто стремился все сделать лучше всех, лучше всех, кто с двумя руками. Это был для него вызов. И правда, казалось, что мы ему только мешаемся со своей дурацкой помощью. Он лучше всех управлялся с лодкой, один построил мост через реку, чтобы зимой переезжать ее на снегоходе, один строил избушки на своей территории, мог в одиночку разобрать и собрать забарахливший дизель. У него дома было полно всяких инструментов и именно к нему ходил весь наш небольшой заповедный поселок, если у кого вдруг что сломалось.
Кроме лодки, мотора, снегохода, карабина, у Валеры была баба. Не такое частое явления для лесника заповедника, потому что условия жизни были не просто тяжелые, а тяжкие. Мало кто из женщин это выдерживал. Про женщин заповедника хочется написать отдельную оду! Бабу Валеры звали Маргарита. И была она, конечно, не баба, а дама. Раньше она работала экскурсоводом на Всесоюзном туристическом маршруте в Долину гейзеров. В 80-х его прикрыли, она осталась как-то не у дел, в городе ничего и никого не было, так и прибилась к заповеднику и Валере. Она была старше его лет на 10. Потом даже стала лесничим, то есть начальником Валеры. Это его, кажется, немного напрягало.
Но больше всего Валера любил охоту. Он стрелял мастерски и да, с одной руки. Как леснику, ему полагался служебный карабин. Если правильно помню, это была укороченная кавалерийская версия винтовки Мосина. Вообще, их выдавали для техники безопасности в медвежьем районе. Но Валера таскал его почти все время, даже зимой, когда медведи спят. Держал всегда в идеальном порядке. Однажды я был свидетелем, как он почти в полной темноте наповал застрелил медведя одним выстрелом. А времени на два выстрела у него просто не было, потому что вот передернуть затвор одной рукой было совсем не способно. В отличие от, например, американских карабинов на базе винтовки М16, затвор на Мосинской винтовке только справа. Не приспособлен для одноруких или левшей. Карабин Валера клал ложей на культю, целился левым глазом и жал на курок левой рукой. Так что без вариантов - либо наповал, либо раненый зверь тебя приберет.
На медвежью охоту Валера взял меня по осени. Осень - поразительно пронзительное время на Камчатке. Она пронзительная везде, но здесь - совершенно по-особенному. Настолько чистых и ярких красок, прозрачности атмосферы, невероятных небесных явлений, какого-то совершенно неземного освещения я больше не видел нигде, хотя поездил немало. Можно ли где еще представить себе видимость на расстоянии более 100 километров? А с нашей вертолетной площадки на высоком скалистом обрыве над океаном видимость была именно такая - в одну сторону был виден мыс Кроноцкий, а в другую - полуостров Шипунский, а между ними как раз почти 200 км. И я даже не возьмусь что-то конкретное описывать, какие-то картины осенней природы - просто поезжайте туда в октябре сами.
Добыть медведя на Камчатке осенью не составляет никакого труда. Тем более, что в такой глуши, в которой мы жили на границе заповедника, они попадаются на глаза ежедневно. По осени все медведи - на речках, где идет лосось. В Жупаново было одно место, куда все и всегда ходили на медвежью охоту - так называемое Нерестилище. Это действительно было нерестилище кеты и кижуча - два небольших мелких озера с чистейшей прозрачной водой, в которых со дна били многочисленные ключи, насыщая воду кислородом, так необходимым для развития икры лососей. Рыбы там в октябре было полно, поэтому медведи приходили туда кормиться каждую ночь. Нужно было просто тихонько сидеть на склоне и ждать. Потом просто выстрелить и все, охота закончена. Но нам как-то сразу не повезло. То звери приходили уже в темноте, когда стрельба была уже невозможна, то ветер дул от нас и они не приходили вовсе, потому чуяли нас. То шел дождь. В общем, прошла неделя, лицензия заканчивались, а результата не было. Тогда мы решили, что раз медведи не идут к нам, то мы пойдем к медведям. И начали пешком искать зверя на кормежке у реки.
Надо сказать, что на такой охоте я был первый раз и несмотря на то, что Валера с его нарезным карабином вселял в меня полную уверенность в успехе и безопасности, все-таки немного мандражировал. И естественно сам я отнесся к подготовке к охоте самым тщательным образом. Пулевые патроны на медведя я снаряжал сам. У меня были все приспособления - закатная машинка, порох, пыжи, капсюли и самые разные пули. Короче говоря, я был полностью уверен в качестве своих боеприпасов.
В ручье, метрах в 20 от нас стоял здоровенный медведь и совершенно спокойно исподлобья смотрел на нас. Его мокрая от росы шкура блестела на утреннем солнце. Зверь был просто великолепен. И великолепно спокоен. Валера прошептал: стреляй. Почему он сам не выстрелил из карабина, не знаю. То ли хотел, чтобы я сам, то ли… Я выстрелил. Раздался какой-то странный хлопок, и, как в замедленной съемке, я увидел, как пуля плюхнулась в воду в полуметре от медведя. Она просто до него не долетела. Зверь, как и я, смотрел на то место, где она упала и на расходящиеся от нее круги. Потом, не взглянув на нас, не издав ни звука, спокойно вышел на берег и скрылся в кустах. Мы с Валерой тоже молча посмотрели друг на друга, я повесил ружье на плечо и мы пошли к лодке. Так и не проронили ни слова до поселка. Больше я из этого ружья ни разу не выстрелил.
А Валера все-таки застрелил медведя, один, как обычно. Ему без меня способнее было. Поднялся по реке вечером до первых порогов, заглушил мотор и тихо сплавлялся вниз, к лиману. Карабин лежал на коленях. Медведи осенью все на реке. Первого попавшегося и стрельнул. Простая охота, не опасная. Тем более, из карабина. Обдирал он его тоже один.
У медведей на Камчатке высок процент зараженности трихинеллезом, отчего есть проблемы с употреблением их мяса в пищу. Проще всего, конечно, отдать на ветэкспертизу. Но где мы в заповеднике, и где ветэкспертиза? Так что метод старый - варить на медленном огне часов пять, чтобы все мясо хорошо прошло термообработку. Для этого есть способ - берут большой шмат мяса и варят, а потом обрезают верхний слой, который к этому моменту становится весь в неприятных лохмотьях совершенно разварившегося мяса.
Второй способ - есть (есть, в смысле кушать) те места, где трихинелл не бывает, например, медвежью лапу. Но бывают любители именно этой части тела, как отдельного деликатеса. В лапе много жира почему-то и много небольших мускулов сгибателей-разгибателей с короткими мускульными волокнами, поэтому мясо это не жесткое, а очень нежное с прослойками жировой ткани. И очень много небольших костей. Внешний вид вареной медвежьей лапы, конечно, не очень, без шкуры и когтей она похожа на человеческую, так что лакомство на любителя.