Магия места

У стен Кремля

Странно, правда? Странное место для странного музея.
Возьмем, к примеру, городок Вашингтон: Смитсоновский музей естественной истории - напротив Белого дома.
Париж: Нотр-дам-де Пари - с одной стороны Лувр, с другой - Музей естественной истории. Даже Национальная библиотека дальше.
Нью-Йорк: Американский музей естественной истории - выходит парадным крыльцом в Центральный парк. В Центральный! На Манхэттене.
Лондон: Музей естественной истории в 2 км от Букингемского дворца. Пара кварталов.
Берлин: меньше километра от Рейхстага до Музея естественной истории.
Но это все наши геополитические противники. А что у нас?
Петербург: Зимний дворец - через дорогу, то есть через Неву - Зоологический институт и соответствующий музей.

Москва: вот и мы - через дорогу от Кремля.
If a building becomes architecture, then it is art

Нет, в общем понятно, что исторически это все вырастало из университетских кабинетов естественной истории, городская застройка была существенно более компактной, городки были маленькие и все ютилось вокруг ключевых правительственных зданий. Но все же, но все же…. такое положение дел сохранилось же и до теперешних дней. Почему властная инфраструктура, по крайней мере пространственно, тяготеет и держит где-то недалеко у себя под боком такую маргинальную (судя по объему финансирования) со своей точки зрения организацию?

Не Газпром, не Центробанк и даже не правительство. Зоологический музей…

Странно, не правда ли? Какая-то тут для меня в этом мистика есть… Или надежда на чудо. Почему? А вот…

Не Газпром, не Центробанк и даже не правительство. Зоологический музей…

Странно, не правда ли? Какая-то тут для меня в этом мистика есть… Или надежда на чудо. Почему? А вот…

Есть такой тип литературного персонажа - трикстер. Он вроде дурачка, но умный. Чудаковатый, но герой. Героический чудак. Как хотите можно повернуть. В общем, трикстер, он и есть трикстер. Но мир именно он спасает. Тут гениально Дж. Роулинг его показала в образе ученого-зоолога Ньюта Саламандера. Живет себе человек преимущественно в закрытом чемодане (как мы в своем музее), никого не трогает. В нем, правда, в его чемодане - целый мир. Он там, в чемодане, зверушек спасает, о которых никто даже особо и не знает, никого они не интересуют, только его - зоолога. Но в итоге он оказывается в центре таких событий, что поневоле приходится ему с главным злодеем сражаться. Потому что никто больше не может - ни политики, ни великие маги, ни мудрые века сего, ни системная оппозиция, никто. А трикстер-зоолог - может.

Ну, а чтобы не зависнуть в виртуальной реальности фэнтези, в чем естественно было бы тут автора упрекнуть - мол, в жизни такого не бывает, пару слов о реально существовавшем трикстере-зоологе - впоследствии лауреате Нобелевской премии. Правда, не по зоологии. И не из нашего музея, к сожалению.

Этот человек занимался сначала биологией тюленей, потом нервной системой беспозвоночных животных и рыб. Увлекался лыжным спортом и поставил несколько национальных рекордов, среди которых беспрецедентный переход на лыжах через Гренландию.

До поступления в университет и во время учебы в нем, он несколько лет был препаратором отдела зоологии в музее, в университете занимался изучением морфологии кольчатых червей мизостом, по этой теме защитил докторскую диссертацию, как раз перед походом через Гренландию. Был учеником Гольджи (который, в свою очередь, получил за свои открытия в области цитологии Нобелевскую премию).

Был знаком и даже переписывался с Софьей Ковалевской.

Он сам был зоологом и женился на дочери зоолога. Вот что писала про него его собственная дочь: “Политиком отца сделали время и обстоятельства. Сам он предпочёл бы целиком посвятить себя научной работе.” А политика была такова, что его страна в этот момент тяжело обретала независимость от своего более сильного и развитого соседа, даже была объявлена мобилизация.

И вот что он сказал на одном из митингов: “Теперь мы поняли: что бы ни случилось, мы должны и будем защищать нашу самостоятельность и право на самоопределение в своих собственных делах, мы должны отстоять наше право или умереть за него.”

Хорош зоолог, а?

Это выступление было 17 мая, а 6 июня его страна без кровопролития стала независимой путем плебисцита. Можем ведь, когда хотим. В смысле, можем мы - люди. Зоологи, в том числе.

После Первой мировой войны он занимался гуманитарными проблемами военнопленных и беженцев в Лиге Наций, за что и получил свою Нобелевскую премию. А также за борьбу с голодом в России, в которой был и работал несколько раз. На территории бывшего СССР ему поставили три памятника: в Ереване, Москве и в Самаре.

“Будем жить и не отчаиваться” - последняя цитата из писем Фритьофа Нансена своей жене.


Нансен в препараторский отдела зоологии музея Бергена. Очень знакомый антураж.